Жрецы или воины: Кто выше?
Арии - самоназвание древних племен, которые в середине IV тысячелетия до нашей эры зародились в низовьях Днепра. Имя их трактуют по-разному: и 'овцеводы', и 'оратаи', и 'благородные'. Арии - как впоследствии иранцы, индусы, греки, славяне, германцы и многие другие народы - произошли от более обширной и древней общности так называемых индоевропейских племен, прародиной которых была Малая Азия.
Около 6200 г. до н.э. там произошел первый в мире демографический взрыв, обусловленный переходом от присваивающего (собирательства и охоты) к производящему (земледелию и скотоводству) хозяйству - и центр древнейших индоевропейцев переместился в Подунавье, а затем и в Поднепровье, на плодороднейшие черноземы.
"Индоевропейцы" создали древнейшее на Земле государство - "Священную страну земледельцев" Аратту.
Судя по археологическим данным и древнейшим же надписям, это было доклассовое - общинное или "первобытно-коммунистическое" государство, возглавлявшееся священнослужителями или "первобытной интеллигенцией". Подобно последующим славянским волхвам или же индийским брахманам, власть данной элиты зижделась не на принуждении народа, а на самоотверженном служении его интересам.
Араттские надписи на глиняных табличках из Подунавья свидетельствуют об истоках обычаев, более или менее сохранившиеся традиции которых доныне прослеживаются в этнографии индоевропейских народов. Просматривалось зарождение института Спасительства, суть которого - снятие самопожертвованием основного противоречия всех времен и народов: противоречия жизни-и-смерти. У славян такой Спаситель именовался Масляной или Масленицей; память о нем существует доныне наряду с позже возникшим и внедренным чужеземным "Помазанником"-Христом.
Надписи о том, как "жрица Огня возвеличила воинов - хранителей Огня, не дав им выйти из святилища" следует понимать в духе ритуальных жертвоприношений воинов жрецами. Подобные обычаи бытовали затем у скифов и галлов; их пережитки обнаруживаются в средневековых надмогильных тризнах и рыцарских турнирах.
На рубеже V-IV тысячелетий до н.э. центр Аратты (условно именуемой теперь "трипольской археологической культурой" или Трипольем) утвердился на территории нынешней Черкасской области. Структура этого государства походила на полисную систему будущей Греции: Аратта представляла собой совокупность больших (площадью до 500 га) городов-полисов, каждый из которых окружен был малыми селами.
Здесь, в приднепровской Аратте, и зародилось родство весьма специфических проявлений славянской, греческой, индийской культур. Так, родственны Див, Зевс (Дзеус-Дий), Дьяус и их потомки Купала, Аполлон, Гопалан. Имена трех последних божеств связаны с "защитою", объясняющим тайну имени славянского племени полян и названия индийского княжества Палунь, - а также родство трех царственных братьев того и другого: Полянских Кия, Щека, Хорива и палуньских Куара, Мелтея ("Змий", как и Щек), Хариана. Родственны также древнерусские Арсания - Арта (княжество и его столица в составе домонгольской Руси) и индийские Бхарата - Арата (самоназвание страны и провинции в Индии). За этим родством - организующие усилия и рачительные традиции священнослужителей, которые еще и во времена древнегреческого "отца истории" Геродота продолжали свои исконные странствия от Греции до Гипербореи и Гималаев, поддерживая связи между святилищами своих индоевропейских пращуров. Формирование общности арийских племен тоже не обошлось без усилий араттских правителей. Первопричина заключалась здесь в том, что Аратта IV тысячелетия до н.э. принялась торить новый путь на свою малоазийскую прародину - из Поднепровья через Крым и Кавказ. Путь же сей пролегал через стихию кочевых скотоводов - и мог обеспечиваться отнюдь не воинской силой (такое не удалось даже всемогущему царю персов Дарию с его 700-тысячным войском), а священной неприкосновенностью малочисленных групп путешественников (предтеч геродотовских странников).
Такие группы жрецов стали родоначальниками арийских брахманов - высшей касты, ставшей над воинами (кшатриями), общинниками и торговцами (вайшьями), крестянами и ресемленниками (шудрами). Подобное соотношение каст, как естественная иерархия общества, доныне сохраняется в Тибете и Индии. В Иране его пришлось отстаивать Заратустре, в Скифии оно пало вместе с убийством Анахарсиса, которого греки причисляли к семи мудрецам древности и который не угодил царю Савлию своим почитанием Матери Богов... На Руси исконная власть священнослужителей-волхвов закончилась в эпоху князя Владимира, перенявшего христианскую религию от Византии.
Требует разработки гипотеза о том, что Арсания и после крещения Руси оставалась оплотом укров, или брахманов, - древнейших, араттского происхождения священно-служителей; в то время как русы, пришедшие путем "из Варяг в Греки", представляли славян с издревле возобладавшей в их среде кастой воинов-кшатриев. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что приднепровские и Русь, и Скифия, и предшествовавший им Ариан сформировались на перепутьях - "из Варяг в Греки", из Персии в Грецию, из Аратты в Шумер. Между этими тремя разновременными образованиями прослеживаются некоторые культурные и даже этнические связи. Однако, в отличие от Руси и Скифии, приднепровский Ариан не стал государством и формировали его жрецы, а не воины. Каста последних тут лишь зарождалась - причем под контролем касты мудрых священнослужителей.
Гандхарва - арийский Спаситель
Скотоводы Каспийско-Черноморских степей впервые приручили коня; вскоре, в середине IV тыс. до н.э., кочвники нашли ему применение не только в пастушеском, но и в военном деле. Конные отряды "Новоданиловской археологической культуры" (по названию села на Нижнем Днепре) можно считать зародышем ариев.
Выше было обращено внимание на специфические схождения славянской, греческой, индийской культур. Одно из таких схождений - гандхарвы и кентавры, последние из которых на Руси именовались полканами (т.е. полуконями). Праславянам и прагрекам Аратты первые, к тому же чужеземные конники представлялись симбиозом мужчины и лошади: самих же арийских конников поражало чувство полета, поэтому индо-арийские гандхарвы представляются существами птицеподобными. Подобие усиливалось тем обстоятельством, что основным оружием древнейшей конницы стали клевцы - охотничье-боевые молоты с костяными навершиями в виде клюва ворона... Это была могучая и по тем временам непревзойденная сила!
Наряду с клевцами археологи находят также "конеголовые скипетры", условно передающие всадника на взнузданном коне... Долгое время археологи считали эти находки, встречающиеся от Дуная до Кубани и Волги, знаками вождей-патриархов. Может, оно отчасти и так, но картина получилась намного интересней и глубже, когда эти скипетры рассмотрели в совокупности с иными находками: изображением жертвоприношения всадника на вершине Каменной Могилы (у г.Мелитополь на р. Молочной), а также подлинным жертвоприношением в основе кургана Чауш (над Новосельской переправой через Нижний Дунай).
Сюда же были присовокуплены украинские нижнеднепровские легенды о всаднике-Первопредке или Казаке Мамае (мамаями на Украине называли каменных идолов на макушках курганов) и священные тексты Индии, повествующие о жертвоприношениях человека-и-лошади... Картина получалась подобная той, которая описана мною в исторической повести "Гандхарва - арийский Спаситель" и в исследовании "Ведическое наследие украинского Поднепровья".
Итак, вызывался-назначался герой, который на год отправлялся странствовать по арийским просторам. (Пиетет подобного всадника-одиночки сохранился в культуре индоевропейских народов доныне: вспомним образы, созданные казачьим фольклором и поэтами нашего времени; вспомним странствующих рыцарей средневековья или чучела всадников, которые полагалось выставлять через год после совершения погребений скифских царей...) В основе Чауша начало такого похода было обозначено рытьем человекоподобной ямы, во чрево которой установлен был столб; все это обнесли подковообразной заготовкой кургана - и на длительное время оставили засыпаться пылью, заливаться дождями. По прошествии года героический всадник возвращался назад - став уже воплощением пространства-и-времени, то есть вселенной. Он подъезжал к сооруженному племенем жертвеннику - и обряд продолжался. ("На миру и смерть красна",- говорят про такое. Кто знает, не сохранились ли в обычаях прилюдных покаяний и казней пережитки изначального Спасительства.) Прослежено, что из человекоподобной ямы Чауша извлечен был деревянный столб и, вероятно, водружен затем на вершину кургана. К столбу, быть может, прибили головы принесенных в жертву существ; во всяком случае, были они обезглавлены и их черепов не нашлось. А нашлись: копыто и колено коня, брошенные в яму; уложенная сверху туша коровы (символа Брахмы-"Молитвы", как считали арии и поныне считают индусы); кучка расколотых костей человека, погребенная у южной полы ("страны мерт-вых") яйцеобразной насыпи; при досооружении последней в воронку над жертвенной ямой бросили оставшиеся кости всадника - коня-и-мужчины. Кульминация обряда изображена на вышеупомянутом рисунке с Каменной Могилы. Лежащие лошадь и человек представлены здесь у подножия человекоподобного идола - "Отца существ" Праджапати, в которого, судя по индо-арийским текстам, надлежало воплотиться в момент самопожертвования герою Ганджарве. Слева от идола нанесен календарь, акцентирующий летнее солнцестояние (не Купальскую ль ночь?). А справа нарисованы подобия свастики и пастушьего посоха, между которыми - нечто вроде безликой головы божества; это, вероятно, символ "Сияния" - Вирадж, в которое воплощался воскресающий Праджапати-Гандхарва.
Так брахманы-жрецы обуздали стихийную мощь древнейшей в мире конницы арией. Они акцентировали ее одухотворенность и самоотверженное служение обществу, готовность сражаться за жизнь и преодолевать саму смерть.
Следует знать, что тут обошлось без призывов и лозунгов, что использовалось тут биофизическое естество человека. Возвратившийся для самопожертвования всадник не просто олицетворял собою Вселенную, но и приносил племени мощнейший концентрат биополя (). Жертвоприношение и причастие вызывали коллективный процеесс в сознании, использовавшийся жрецами для вскрытия и очистки сознания своих соплеменников. Одновременно с очищением жрецы усиливали программы коллективизма и патриотизма, приобщенности к мирозданию и бессмертия души... В общем, мудрецы несколько подавляли здесь тело индивидов (материальное) - во имя расцвета души народа (коллективного сознания). Ибо душа и народ главнее тела и особи; об этом знает ныне науки, это же прекрасно понимали и мудрецы арийских народов. Понимали и делали.
А институт Спасительства был в том деле основой основ. В воинском искусстве Востока такая основа существует поныне. На поднепровской прародине ариев она просуществовала до времен казаков-запорожцев; ее хранителями были легендарные рахманы и характерники. Нынешние воинские присяги и прочий идеологический антураж - лишь слабый отблеск Спасительства.
"Белокурая бестия": убийца иль возродитель?
В арийской триаде Гандхарва -- Праджапати -- Вирадж (предтече христианской Троицы), связанной с брахманскими учениями о карме и йоге, хорошо прослеживается также основа воинских самоотверженности и героизма. Она - в обоснованной вере в бессмертие души и периодичность телесных ее воплощений. Именно в этом обнаруживается коренное расхождение исконного и современного понимания воинский доблести.
Исконным идеалом считается Индра - основной персонаж арийской Ригведы, древнейшей священной книги Земли. На первый взгляд Индра, действительно, выглядит воителем "без страха и упрека". Несмотря на увещевания матери, он рождается необычным путем - через бок, да еще и убив при этом отца. Явившись на свет, Индра тут же вступает в битву с врагами, которые подстерегали его при рождении, а затем не желали поделиться оружием. Не поддерживаемый никем из богов кроме Вишну, юный герой вступает в схватку с самым страшным врагом - предводителем змеевидных демонов Вритрой - и побеждает его. Пришлые в Индию арии постоянно призывали Индру на помощь в своих сражениях.
На самом деле этот мифологический образ намного сложнее и глубже. Это особенно наглядно при анализе первых археологических его воплощений, сопоставляемых с текстами той же Ригведы. Воплощения Индры нагляднее всего представлены в курганах у с.Старогорожено на р.Ингул и у г.Комсомольск в устье р.Псел. В первом случае захоронение женщины с ребенком, уложенным у ног поперек таза усопшей, было устроено в головной части змеевидного кромлеха (ограды из каменных плит) и перекрыто змеевидной же стелой; все это иллюстрирует миф о рождении героя, подстерегавшегося змиями Въянсой и Вритрой. Первый из врагов ассоциировался, вероятно, с "каменным небом" и Дьяусом-"Небом", который считался отцом Индры; ясно, что не "убив" такого отца, "воскресающий" покойник не смог бы "родиться". Следующее по времени арийское захоронение было перекрыто тремя стелами; одну из них можно считать воплощением Индры, другую - воплощением обезглавленного им Вьянсы, а лежавшую между ними - воплощением палицы-ваджры, которой был совершен этот подвиг. Затем последовали погребения под парами стел, одна из которых воплощала Индру, а другая - его соратника Вишну... Их же пары периодически устанавливались на алтаре святилища, обнаруженного в основе кургана Кормилица неподалеку от Комсомольска. Алтарь был окружен рвом в виде змия Вритры. По прошествии года или двух стелы свергались и лежали у алтаря до водружения на него новой пары; старая после этого вкалывалась в ров вниз головой, т.е. "Вритра в очередной раз воскресал и пожирал своих былых победителей - до следующего Нового года".
В Индии свержение и сбрасывание в реку новогоднего идола Индры осуществляется на седьмой день после его водружения. Особо следует остановиться на ваджре, магическом оружии Индры. По всем данным изначально оно представлялось фаллосом быка или, точнее, Тельца в новогодний период весеннего равноденствия. Небесное солнце начинало тогда набирать свою силу, подземные источники и наземные реки освобождались тогда ото льда - и все это ассоциировалось с возрождением, с мифическими деяниями воскресающего покойника Индры. Его фаллос отождествлялся с тельцовым, что особо наглядно представлено в одном из погребений Мариупольского могильника: к тазу покойника были приложены фигурка быка и булава с крестовидным навершием. Фаллическая же форма была придана стеллам-ваджрам из курганов у Комсомольска и Старогорожено. Это оружие символизировал также крестовидный жертвенник над "погребением Индры", которое было устроено под хвостом каменного "Вритры" в кургане у хутора Кременчук, у скалистого берега Южного Буга. А прерывистый ров вокруг кургана символизировал, очевидно, последующее убийство и расчленение страшного змия.
Итак, ведический Индра оказывается возрождающимся покойником, воинский пыл которого направлен против потусторонних демонов зла и на весенние преобразования новогоднего мира. Все это согласуется с именем Индры - "Яйца", и подтверждается именем его брата Мартанд(р)ы - "Мертвого яйца". Происходящие от них "Человеко-Мужчины" или же "Мужественные" Андроны, Андреи, Ондрии отражают мифы о подвигах первого и пращурской сути второго (Мартанда - арийский прародитель людей). Все это весьма отлично от фашистских интерпретаций "идеального воина". Оказывается, он не разрушает и губит - а освобождает и возрождает. Его оружие - орган воспроизводства жизни, - и эта символика доживает до скифских мечей-акинаков и до современных стел над могилами воинов. Еще и скифы не "убивали", а "перерождали" врага; и не "штык", а "фаллос" поныне вздымается над Неизвестным солдатом.
Оружие богоборцев-титанов
Вспомним снова о том, что в древнейшем индоевропейском государстве Аратте, с конца V тыс. до н.э. обосновавшемся на украинском правобережьи Днепра, обнаруживается изначальное родство славянской, греческой, индийской культур, спаянных тесными взаимосвязями араттов и ариев. К таковому родству относится соперничество божественных отцов и сыновей Дьяуса - Индры (Рудры, Кришны-Гопалана), Дня (Дзеуса-Зевса) - Аполлона, Дива - Купалы. Главнейшим атрибутом младшего славянского божества, то есть Купалы, был куст или сноп полевых растений; греческого божества - стрелы; индо-арийского - стрела, копье, палица, булава, топор и т.п. Ясно, что первый из вышеназванных атрибутов - древнейший; он восходит к аратто-арийским брасманам - подстилкам из соломы или же связкам прутьев и проч., которые сопровождали молитвы и представлялись не столько оружием, сколько магическим орудием воздействия на "Небеса" (что означали имена Дьяуса, Дива и Дим). Реминисценции этого орудия обнаруживают стрелы и копья. Символика булав и особенно топоров - посложнее. К ним присоединяется еще фаллическая символика воспроизводства бытия, а также Праяйца и орудия преобразования Вселенной. Это мы уже видели при рассмотрении образа Индры и его палицы-ваджры.
Рассмотрим теперь образ его двойника (в вышеуказанном смысле) Аполлона. Специалисты различают Аполлонов греческих, догреческих и прагреческих - индоевропейских. Греки хранили память о догреческом происхождении своего любимого бога, считая его выходцем из некой "Сверхсеверной" Гипербореи (приднепровской Аратты, как можем мы теперь полагать; память о ней сохранилась в мифическом Ортополисе греков и в доныне существующей местности Артаплот украинцев, а так-же в почитаемой первыми и знакомой вторым Артемиде близнечной сестре Аполлона). Действительно, именно в низовьях Днепра удалось обнаружить древнейшее воплощение Аполлона, а заодно и его отца-соперника Зевса. Здесь они оказались лет на 100 древнее своего первого, еще догреческого упоминания в списке богов острова Крита XVII века до н.э. Подкурганное захоронение мужчин, воплощавших Зевса и Аполлона, было обнаружено у с.Каиры недалеко от Каховки. Останки того и другого имели явные следы жреческих манипуляций, о воинских же судить нет оснований. Подобное обстоятельство засвидетельствовал и погребальный инвентарь обеих могил; и хотя топор и стрелы второй можно счесть за оружие, однако общее доминирование атрибутов мастеров-демиургов не вызывает сомнений. Судите сами. Катакомба с останками "Зевса" располагалась "со стороны смерти", у южной полы кургана; к тому же покойник был обращен головой к закату летнего солнца. "Аполлона" же, напротив, разместили у северной, "небесной" полы и обратили головой к восходу весеннего солнца. Вместе с тем первого из них уложили в вытянутой "активной" позе, а второго - в "пассивной" эмбриональной. Кроме того, "возрождение Аполлона" ритуально усложнили такими моментами: перед помещением во чревовидную камеру тело трупа жгли на костре да еще и вставив вместо глаз горящие угли (ярчайшее проявление огненных испытаний - ордалий), затем его руки связали нашейным ремешком с амулетами. В амулетах прослеживается символика небесного противоборства Ориона с Тельцом. Последний представлен был шариком, увенчанным рожками и (с противоположной стороны) кругом с крестом. Последний знак издревле символизирует и солнце в зените, и пущенную в небо стрелу. Семь (излюбленное число Аполлона, а вместе с ним и Тельца) кремневые наконечники которых завершали погребальный инвентарь "Аполлона". Этот комплекс состоял из каменного топора над правым плечом и кремневого ножа у конца его рукояти (у локтя), остатков флейты и лука (за тазом). Непосредственное отношение к изготовлению магических стрел имел ящичек с набором инструментов (за спиною покойного), а также кремневые заготовки, отщепы, желваки. Важно, что последние происходили из меловой породы, которая была использована для посылки останков. Получалось, что подобно искрометному кремню, огнеликий Аполлон рождался из мела и, разорвав смертные путы, изготовившись, уподобившись стреле, устремлялся на битву с Зевсом-Тельцом". Примерно так ведет себя в древнейших мифах и догреческий еще Аполлон; впрочем, на Крите и в раннехристианское время показывали ничем не примечательную "могилку Аполлона, в которой бог погребен был простыми могильщиками после убийства его своим отцом-соперником Зевсом; показывали и могилку последнего".
Налицо весьма архаические, еще доиндоевропейские представления о сезонных, умирающих и воскресающих богах. Нельзя не заметить некоторой близости "Беззащитного" Аполлона (предлагаются и другие трактовки этого имени) с Индрой-"Яйцом". Оба они возрождаются из потустороннего мира с целью преобразования белого света, оба восстают против Неба-отца; близки так-же яичная скорлупа и мел в рассмотренном выше обряде.
К тому же специфика использования мела в последнем вполне отвечает греческим мифам о борьбе "меловых" титанов с Зевсом и другими небесными богами; после своего поражения 12 (по числу месяцев солнечного календаря) титанов были низвергнуты в потусторонний Тартар, и лишь XIII (дополнительный месяц лунного календаря) из них не только уцелел, но и приобщился к небесному Олимпу; титаном-олимпийцем стал как раз Аполлон.
Итак, с космогоническими содержанием и сущностью как Аполлона, так и его магических стрел мы разобрались. А что же его нож и топор? В ответе на данный вопрос следует исходить из аналогий в захоронении "Зевса". Это был не стрелодел-лучник, а кузнец-металлург, что засвидетельствовано тремя разновеликими ковшиками для разливки расплавленной бронзы (у ног), а также пестом-наковальней (между ногами повыше коленей) и растиральником (над правым плечом). Два последних предмета сопровождались каменными ножами, помещенными - как и при топоре "Аполлона" - у их рукоятей... В очерченных признаках обнаруживаются соответствия иному, малоазийскому божеству (или, точнее, демону потустороннего мира). Это был Улликумме, который подобно вышерассмотренным воплощениям Аполлона и Индры родился от некой скалы. Его отец, владыка потустороннего мира, поместил Улликумме дозревать на правом плече подводного колосса - и младенец стал тянуться к небесам наподобие булавы или фаллоса, обеспокоенный громовержец, владыка небес, собрал богов на совет - и они порешили пресечь корень чудовища кремневым ножом, которым некогда были разъединены Мать-Земля и Небо-Отец. В данном мифе обнаруживаются схождения с греческими мифами о смене Океана-Урана-Кроноса-Зевса. Древнейший образ последнего почитался на Крите как Зевс Талейский или же Талос - "Морской". Это был меднолитой гигант с затычкою в пятке. Один из героев "Арго", плывшего в кавказскую Колхиду за "золотым руном" (шкурой Овна, посвященного олимпийскому Зевсу) под покровительством самого Аполлона, поразил Талоса в эту затычку стрелой - отчего тот упал в море со скалы и погиб.
Как видим, индоевропейские и арийские мифы куда космогоничнее греческих. В последних принято усматривать начало начал европейской культуры - но это, как видим, не так. В действительности греческие представления (в частности, об оружии, рассматриваемом в данном разделе) куда примитивнее, утилитарнее своих древних истоков. И очень важно понять, что это не было деградацией культуры в привычном понимании слов; нет, становление Греции ознаменовало увядание исконной сути и расцвет новой формы.
Вопреки расхожим представлениям об изначальной воинственности арийских племен, факты раскрывают иную картину. К сказанному выше об Индре и его чудодейственной ваджре добавим, что в известных нам захоронениях с воплощениями этого "идеального воина" оружие представлено лишь двумя довольно невыразительными ножами. Их можно бы принять и за орудия труда, однако в обоих случаях погребения "Индр" противопоставлены змеям, символизировавшим потустороннее зло... К тому же подсчитано, что на 1000 арийских погребений Дунайско-Днестровского междуречья, к примеру, пришлось 12 наконечников стрел, 9 топоров, 15 ножей и ни одной булавы; следов ранений не обнаружено вовсе. Опять же, по крайней мере часть вышеуказанных предметов могла иметь преимущественно хозяйское и магическое предназначение, а случаи убийства могли носить не военный, а ритуальный характер. Свидетельства о военизации арийского общества появляются лишь в канун их частичного переселения в Индию, под конец первой половины 11 тыс. до н.э. Но и тогда на десятки тысяч погребений, исследованных археологами от Балкан до Алтая, приходится менее десятка братских могил погибших в бою. Не обходилось без ритуализации сражений и здесь. Так, в братской могиле Пепкинского кургана (Среднее Поволжье) воины оказались все обезглавлены, причем некоторые черепа были все же приставлены к трупам, а некоторые не удалось отбить у врага.
Из текстов Ригведы и прочего нам известно, что оружием Индры выступала порою не палица-ваджра, а ритуальная чаша или игральные кости; что мудрость ставилась превыше силы даже этим воителем. Его оружие призвано было не уничтожать мир и врагов - а созидательно преобразовывать их, улучшать. Воинские усилия при этом непременно сопрягались с самоотверженным преодолением небытия, с отвагой и мужеством, основанными на уверенности в бессмертии и на идеале Спасительства. В культах гиперборейских Аполлона и Зевса все это стало меняться.
Сокровеннейшие тайны арийской военной доктрины
Из сказанного в предыдущих раз-делах выделим поначалу два важнейших для раскрытия вышеозначенной темы момента: аратто-арийские священнослужители радели, прежде всего, о душе народа, т.е. о его сознании; становление греческой культуры ознаменовало увядание сути этой индоевропейской традиции и расцвет новой формы ее. Таким образом. Восток (Тибет, Индия и др.) оказался прямым наследником исконной аратто-арийской культуры (а значит и основ военного дела), тогда как Запад (Греция как родоначальница европейской культуры) стал неким ее ответвлением; тупиковым, как показала дальнейшая история "самого передового, материалистического учения" в России и лагере социализма.
В отличие от особо пораженной иудаизмом и марксизмом России, Запад уже с рубежа Х1Х-ХХ веков стал довольно успешно выбираться из такого тупика. Вивекананда и Шарден указали ему путь воссоздании былого единства и величия индоевропейской культуры; Фрейд и Гитлер хоть и в примитивнейших, переходящих в антигуманные, формах, но все же открыли инструменты практического воссоздания; Юнг напитал это все гуманизмом; Моуди, Гроф и их единомышленники придали этому гуманизму вселенский статус качественно нового уровня развития брахманских традиций. В данном русле становятся очевиднее истинные глубины и древнейшей в мире арийской военной доктрины. Заглянем же в эти глубины!
Историк и психоаналитик К.Г.Юнг, сравнивая современную и древнюю культуры, справедливо заметил, что "мы стали богатыми в познаниях, но бедными в мудрости". По его авторитетному мнению, интуиция древних (отчасти сохраненная экстрасенсами и поэтами нового времени) намного превышала "сознательный разум" и потому была способна к пророчествам. Их даром в какой-то мере осенялись Вивекананда и Юнг, когда накануне 1-й мировой войны видели вдруг - наяву и во снах - залитую кровью Европу. По Юнгу, в сознании помимо предвидений существуют и генетические праформы опыта былых поколений (не только людей и животных их предков, но, по-видимому, и предыдущих состояний материи), которые исследователь назвал архетипами коллективного бессознательного. Именно в них усматривал он, в частности, истоки войны: "С древних времен мудрецы понимали, что какие бы то ни было внешние условия - лишь повод для действительно грозных опасностей, а именно социально-политических безумств, которые не являются всецело необходимыми следствиями внешних условий, но прежде всего порождаются бессознательным".
Древние мудрецы - особенно брахманы арийских племен - умели справляться с такими безумствами, а современные политики - нет. Ибо первые основывались в своем искусстве на интуиции, а не интеллекте, на архетипах - а не на лозунгах, на поле-душе (сознании), а не на веществе-теле (материальном). Священнослужители интуитивно понимали то, к чему начинает приближаться наша наука: "В контексте традиционного подхода механистической науки людей можно представить себе как отдельные ньютоновские объекты - сложные биологические машины, состоящие из клеток, тканей и органов.
Однако недавние открытия подтверждают утверждения древней философии и великих мистических традиций, что люди являются также бесконечными полями сознания, превосходящими пределы времени, пространства и линейной причинности. Это представление сходно с известным парадоксом частиц и волн в отношении материи и света, описанном в принципе дополнительности Бора.
В свете сказанного вполне очевидно, что не механистическое понимание силы, а умение концентрировать свое биополе (сознание) и подключать его к энергетическим узлам мироздания (Созидательному Разуму) - вот первооснова сохраненных и развитых Востоком боевых искусств арийских и других традиций. На арийской прародине реминисценции этих искусств отчетливо прослеживаются в культуре древнейших черкасско-запорожских казаков.
Решающим аргументом в пользу существования бессмертной души или "остаточного разумного биополя" (идивидуального "Я") является открытие врачом-реаниматором Р.Моуди реальности потустороннего мира, о котором рассказывают перенесшие клиническую смерть, большинство из воскресших повествуют о своем полете чрез темный туннель, в конце которого все ярче сияет некое воплощение наивысшего разума-света-любви (Созидательный Разум). Модели такого туннеля встречаются уже в древнейших арийских курганах, а позднейшие (кануна частичного переселения ариев в Индию и др.) почти сплошь представляют собою эти модели. На данном обстоятельстве следует остановиться особо, ибо оно связано и с рубежом подразделения индоевропейской культуры на Восток и Запад (причем Русь поныне сохраняет некое срединное состояние), и с истоком постарийских (скифо-античных и последующих) военных доктрин.
Итак, древнейшие проявления общности арийских пламен обнаруживаются в устье Пела, в районе курганов Кормилица и Цегельня. Прежде чем стать местами захоронений, они служили святилищами с выразительнейшими следами зарождения основного, змееборческого мифа Ригведы и производного от него учения о йогической змее Кундалини. Важно, что одновременное арийское поселение (у с.Дереивка) располагалось не вблизи этих курганов, а на противоположном берегу Днепра. Это было обусловлено, в конечном счете, необычайно мощной энергетикой устья Пела - где совмещаются геомагнитная, радиационная и гравитационная аномалии. Вполне очевидно, что брахманы каким-то образом обнаружили данный район и использовали его для подпитки своей экстрасенсорики, а также для повышения духовности и жизнестойкости своих соплеменников. Важно, что на протяжении двух тысячелетий (между серединами IV-!! тыс. до н.э.) в этих курганах последовательно сменялись архетипы зачатия, формирования эмбриона, возрождения, вознесения. Соответственно менялись и воплощающие их мифоритуалы: зародыша новогоднего мироздания Валы под защитой змия Вритры, йогических Кундалини с Пингалой и Идой, Матери-сырой-Земли, "Небесной бадьи". При этом курганы обретали все более удлиненные очертания и строительство их завершилось парой костров, освятивших и груди Матери-Земли, и конечные положения "Небесной бадьи". Подобное завершение прослежено и в верхней досылке Великой Могилы вблизи Перекопа. А верхняя досылка Высокой Могилы у с.Староселья (Херсонщина, междуречье Ингульца и Днепра) представляла собой вполне очевидный туннель со светом, любовью и разумом. Это было сделано так. Между соседствующими курганами насыпали вал, вдоль которого соорудили из камней коридор (покрыв его, очевидно, ветвями и дерном). Концы коридора были обращены к закату летнего и восходу зимнего солнца, - так что он, вероятно, служил и для календарно-астрономических наблюдений. Но не только: внутри коридора временами разжигались костры - вероятно, для огненных испытаний проходивших здесь некие посвящения в таинства. Поскольку большему кургану придали символику Солнца, меньшему - Луны, а коридору меж ними - Млечного Пути, - то таинства можно предполагать в "Свадебном гимне" Ригведы, повествующем о бракосочетании Месяца-жениха с Солнцем-невестой, едущей к суженому Млечным Путем. В строении подобного "длинного кургана" у Кичкаса (район Днепровских Порогов) удалось проследить не толь-ко обсерваторию и коридор, но также каменные воплощения Кундалини, Пингалы и Иды, семи проходимых последними чакр. Можно привести и другие примеры весьма выразительных моделирований "Туннеля бессмертия". В некоторых курганах было прослежено, что строительство и захоронения в них завершились единственным тут трупосожжением - своеобразным воплощением "Света в конце Туннели бессмертия".
Ну как тут не вспомнить финал "Тараса Бульбы" гениального Гоголя, другие огнеподобные проявления высочайшего героизма: огнеликого титана-богоборца Аполлона, похитивших огонь греческого Прометея и его арийского собрата Матаришвана, славянских богатырей побеждающих змиев-горынычей, молдавского Данка с его факелом-сердцем. Ими всеми движет забота о людях, сопричастность к жизни-иль-смерти народа. Заметно, что огонь здесь не столько высший символ усилия, но и знак сожжения плоти во имя возвышения духа.
Содержащий все это в себе как в зародыше, основной миф арийской Ригведы доныне живет на Руси, и для специалиста не составляет труда распознать его под наслоениями христианской религии. Основной миф ариев по форме несложен: герой Индра отвоевывает у змия Вритры зародыш новогоднего мироздания Валу, раскалывает его своей чудодейственной палицей-ваджрой и выпускает наружу весенние воды, солнце, стада. Содержание мифа: мистерии, приурочивавшиеся к весеннему равноденствию.
А вот суть - намного сложней: в основе данного мифа лежит архетип зачатия - половой акт и слияние сперматозоида с яйцеклеткой-Валой. В могильнике у с.Кайры удалось проследить, что основной арийский миф был сохранен киммерийцами (потомками индийской ветви арийской или, как условно ее называют ученые, индоиранской общности), а от них его восприня-ли сменившие их скифы (потомки иранской ветви). При этом скифы трансформировали данный миф в известную легенду о своем происхождении от местной змееногой богини и заезжего греческого Геракла: "Там в пещере он нашел некое существо смешанной природы - полудеву, полузмею... Увидев ее, Геракл с удивлением спросил: не видала ли она где-нибудь его заблудившихся Коней. В ответ женщина-змея сказала, что кони у нее, но она не отдаст их, пока Геракл не вступит с ней в любовную связь". В кургане скифского вождя этот сюжет воплотили в погребении его дочери: у входа в ее подземелье похоронили юношу с парой уздечек под головой. Однако, записывая данную легенду, "отец истории" Геродот подчеркнул, что сочинили ее не скифы, а греки, живущие в Северном Причерноморье. Такое противоречие снимается обнаружением в том же Каирском могильнике древнейших, рассмотренных выше воплощений Аполлона и Зевса, которые указывают нам на общий корень (индоевропейскую Аратту в междуречья Днестра и Днепра) хотя бы некоторых индоиранских, греческих, славянских племен. Действительно, легенда о казаке, освободившем царевну из змиевой пещеры на острова Перун (где, кстати, находилась уникальная мастерская гиперборейцев по изготовлению магичес-ких топоров) доныне бытует в украинском Поднепровье. С Гераклом и змееногой богиней роднят эту пару три сына и другие детали. Средневековое заимствование из античной "Истории" Геродота? Может и так. Однако в любом случае языковеды обнаруживают родство "Прославленного богиней Герой" Геракла со славянским Ярославом-Ярилой. Последний представлялся нашим предкам мужским божеством летнего солнцестояния, наделенным мощными функциями воспроизводства жизни и преодоления смерти. Помимо этих признаков, с Гераклом и Герой сближается он посредством Геровита-Яровита прибалтийских славян, а также белорусской Ярилы, которая представлялась девицей на белом коне со снопиком пшеницы в одной руке и человеческой головою в другой. Змееногая Праматерь почиталась на Руси до XVI века включительно. Ее изображали на медальонах-"змеевиках", которые носились напоказ поверх нательных крестов; при этом, правда, "потусторонняя ехидна" обращалась к груди, а наружу выставлялся архангел Михаил с мечом или, изредка, иной христианский святой. Позже эта языческо-православная пара была вытеснена св. Георгием, который еще до своего крещения прославился спасением принцессы из змиевой пещеры и, по сути, стал наследником былых змиеборцев. Считается, что высшая воинская награда православной Руси - крест святого Георгия Победоносца, совершившего свои ратные подвиги во славу христианской религии. Что ж, по форме это все так. По историческому же содержанию - это реминисценция основных индо-европейского и арийского мифов о змиеборцах. А по сути - орден св.Георгия вовсе не символ побед и убийств, а воплощение архетипа зачатия новой жизни и перерождения зла во имя торжества добра на нашей многострадальной земле. В качестве иллюстрации "Арийской военной доктрины" следует привести отрывок одного из ведических гимнов, воспевающих воителя Индру:
Я приношу молитву самому щедрому-высокому Индре,
С высоким богатством, сильному, с истинным пылом,
Чью щедрость трудно сдержать, словно стремнину вод,
Щедрость открытую так насовсем, чтобы видели силу...
Велико твое мужество, Индра. Поэтому мы все - твои.
Исполни желания нас, восхвалителей, щедрый!
Высокое небо уступает тебе в мужестве, Индра,
И земля склоняется пред твоею непреодолимою силой.
Ты, о Индра, великую гору Валу
Дубиной грома, о громовержец, расколол на куски;
Ты выпустил плененные было Вритрою воды.
Один, ты несешь всю силу, собранную воедино.
Свежие комментарии